Ксар и Никки.
Человек склонил голову и развёл руками, в шутливом поклоне.
-Госпожа, я никогда не забуду вашей доброты. Ваше великодушие, навсегда останется в моём сердце.
Выхватив причитающиеся ему бланки, он, с известной ловкостью, выхватил из  какого-то кармана плаща перо, после чего нагло откупорив чернильницу из сумки, начал быстро их заполнять. Заполнил он  три, мелким, хотя и кривоватым почерком, даром, что почти на весу. После этого хитрого процесса, перо ушло куда-то в недра плаща, туда же отправились бланки.
От влитой в ноздрю капли бессознательный джаккай, дёрнулся и сморщился. Однако, столь небольшой дозировки не хватило – Кип так и остался лежать, в чувство не приходя. А вот влитая в рот жидкость… Поперхнувшийся джаккай, резко распахнул глаза, в которых читался чистый ужас, Кип закашлялся и схватился за горло. Еле-еле перевернувшись на живот, бедный джаккай, над которым не уставали издеваться, начал долго и смачно отхаркиваться. Наконец, видимо, когда жечь горло закончило, Кип вытянулся, издав неопределённый звук облегчения.
Поглядев на дергающегося джаккая, на вооружившуюся сумкой Никки, человек заключил:
-Лучше, когда все свои, да наши. Резко вскочив, и ухватив Никки, он дёрнулся с места, в сторону почти уже дерущейся толпы, когда-то бывшей цивилизованной очередью. Чернильница выскользнула у него из руки, разлив своё содержимое на землю.
-Хэй, народ, я его нашёл! Расступись!
В их сторону повернулось множество озлобленных лиц, и, в противовес им полные облегчения лица стражи.

Зорн.
-Она… Она сама? И, зачем, тогда? –Образы, безумные в своей недолговечности, остановились, прекратив попытки стать полноценной картиной бытия. Последний из них осыпался серебряным прахом, полупрозрачным и неосязаемым. Тиски, на поверку оказались не такими уж и сильными, попытка вырваться из них, увенчалась успехом неожиданно легко. С разрывом контакта исчезло давящее ощущение чужого присутствия – будто какая-то липкая дрянь наконец отклеилась от головы, освободив подавленные участки разума.
-Благодарю. – Серебряный прах всё продолжал падать, оседая на руках, на голове, распадаясь и возникая вновь, чтобы вновь, подхваченный ветром-призраком закружится в вихре. Чем-то это походило на снежный буран, с той лишь разницей, что серебро не ощущалось совсем никак. За блеском этого бессмысленного явления, проступили очертания шатров, и сгорбленного силуэта.  Силуэт поднял голову, полыхнув фиолетовыми глазами, и зашёлся в смехе. После чего повернулся и побежал, повернув направо, будто за угол посреди чистого поля, и пропал. А серебряный буран медленно спадал, тая на глазах. Вскоре даже стало полностью видно шатры, землянки, снующих по проходам впереди и сзади людей.  На земле остался лежать небольшой свиток, запечатанный куском сургуча с оттиском башни, расколотой молнией.

Оки.
Творящееся вокруг легко описывалось двумя словами, крайне точно определяющими происходящее:  толчея и очереди. Везде очереди, и сопутствующие им конфликты. Основная часть стражников была занята усмирением беспорядков, в чём весьма преуспевала. Впрочем, увеличивающееся количество лавок на простые шатры чётко говорило – Оки движется в верном направлении. Наверное.
Брошенный собрат остался за спиной, как и поле сомнительного игрища. Впрочем, учитывая общее безумие этого места, маловероятно, что он там спокойно долежит до прихода в сознание. Расспросы дали противоречивые результаты человек пять понятие ни имели, куда Оки послать, пара человек это понятие имели, но, похоже, предпочли не провоцировать вооружённого демона и просто пожали плечами. А люди дающие указания оказались крайне противоречивы, по отношению друг к другу.  Так или иначе, сходились они в одном – ищи огромный шатёр, на дне долины.  С какого-то момента спуска вниз, искомое, наконец, можно стало разглядеть. Однако путь к нему лежал через кусок лагеря, занятый целой ордой джаккаев – скорее всего большинство их проживало именно здесь.