-Они, они – забубнил Гаруспик – нет времени объяснять!
В отличии от Оки, Хакен прекрасно знал, кто такие таинственные «они». Прошлой ночью, под смешки Антния чернокнижник попытался просветить легионеров, но не достиг в этом особого успеха.

-Этот лес – проклятое место – вгрызаясь в заячий окорок произнес гаруспик.
-Знаю, знаю, не продолжай. А в лесу стоит проклятый замок, а в нем живет злой колдун, и три маленьких джаккая ходят, ходят и не могут выйти…Я читал эту сказку. – усмехнулся Антоний.
-Этот лес проклят. – повторил Клодеус, не обращая внимания на слова триария. Отложив мясо, он закрыл глаза и произнес - Он проклят кровью Тринадцатого Стража.
-Кого кого? – удивленно присвистнул ветеран.
-Тринадцатый Страж получился неудачным. Наверное, из-за материала, из которого он был создан. Он был сотворен не из зверя, как все остальные, а из человека. Но самое смешное, что у него все-таки была животная форма. Лис.
-Давай, ври дальше, мне уже интересно – приложившись к бурдюку, триарий откинулся на скатку плаща и, блаженно поглаживая набитый живот, закрыл глаза.
-Он появился в этом мире последним, когда все сферы влияния были поделены между остальными стражами. Ему не было тут места. А ведь он не был злым или жестоким. Наоборот, он был самым веселым из стражей, стражем-проказником, стражем хитрецом и шутником. Но презрение других его озлобило, а еще больше его озлобило то, что всем было плевать на него. Он не мог терпеть равнодушия к своей персоне, он стремился выделиться. Его амбиции рвались на волю. Но людям, джаккаям и другим разумным расам было все равно, даже собратья стражи презирали его. И тогда он, еще до войны с Синдел, попытался взять то, что принадлежит ему по праву. Была война. Короткая и бессмысленная, она затерялась в веках, о ней не поют саг и не слагают легенд. У него не было ни шанса, если подумать, и он знал это. Но бросив вызов всему миру, он хотел, по крайней мере, привлечь к себе внимание. Однако его враги не знали жалости. Тринадцатый потерпел поражение и был забыт. Вот в этом самом лесу другие стражи вершили свой суд. Но кто они, чтобы уничтожать то, что создали Боги? Они не смогли уничтожить его, не смогли и заточить, как хотели. И тогда они разорвали на части его духовную сущность.
-Скучно, скучно, скучно. Войну бы хоть описал, я не знаю – Антоний повернулся на бок и демонстративно захрапел.
-И эти его части остались здесь, прикованные к месту гибли целого. Они постоянно стремятся воссоединиться и  вновь стать единым. Собираясь вместе, они почти восстанавливают былую силу стража. Но увы – у них ничего не выходит. Вновь и вновь переживают свою смерть, боль от единого сознания, раскалывающегося на множество осколков. Бессилие, горечь, обида – и все это помноженное на бесчисленное число его Осколков. За долгие столетия они становились все злее, потеряв окончательно все то доброе, что было в страже. Они жаждут мести. Хотя не все так просто.
-Есть волшебный меч, которым можно их победить. Или нет, нет, если добрая девушка влюбится в него, он сумеет уааааэээх – зевок прервал триария – соединиться.
Но гаруспик вновь проигнорировал слова однорукого.
-Если бы Темные  Осколки Тринадцатого жаждали только мести, любого, кто заходит в лес, ждала бы скорая и мучительная смерть. Но они жаждут еще и поклонения. Похвалы. Жалости. Жертв. Поэтому-то я и требую, чтобы ты, архонт, позволил принести нашу пленницу в жертву. На самом деле мне плевать, кто это будет, но ты же не дашь потрошить своих солдат. А награда темных может быть очень, очень щедрой, не говоря о том, что они позволят нам беспрепятственно пройти через лес.

Гаруспик подошел к Хакену.
-Зря ты не послушал меня, командир. Теперь ты успокоишь Темных, хоть времени и мало…А ты уходи, демон, и забирай свою дочь. Но будь неподалеку, без меня ты тут пропадешь, а из благодарности я не хочу допускать твоей гибели.
-Нет. Я останусь – произнесла вдруг Рита – я хочу увидеть, как он умрет.
Оки стало страшно – в её словах, в выражение, с которыми они были произнесены, так явственно мелькнула интонация Темплеса, что все воспоминания о ночи, проведенной в подвале алхимика, разом нахлынули на него, отдавшись болью в старых ранах.