Успешно завершивший операцию.
— Думаю, смогу, — Кивнул Фархо в ответ на указания Шалгеззаара.
Не теряя ни минуты, пушистый помощник подхватил полосу свежей ткани и принялся накладывать повязку. В силе этому малому было не занимать, даже несмотря на его немолодой возраст. Джаккай туго перетянул нижнюю часть лодыжки Тюрнока, затем обратился к крылатому за выполнением роли хирурга, после чего наложил ещё одну повязку, как и было велено.
— Боятся они, — С некоторой ноткой негодования и даже презрения сказал тот в ответ на вопрос о количестве добровольцев, — Многие из них. А старик слишком горд, чтобы помогать сейчас.
Говорил он довольно громко, так, чтобы слышали остальные жители деревни. Возможно, он хотел пристыдить их. Или, быть может, просто так получилось. Впрочем, следующие слова прозвучали уже в более спокойном и тихом тоне.
— Фархо живёт на свете гораздо меньше, чем он, — Абориген подставил деревянную миску к сочащемуся гноем и кровью надрезу, — Но Фархо не боится. Зачем бояться неизбежного?.. Вряд ли это дело чужака, но, — Заговорщически шепнул он, — Коли хочешь, поговорим, как дело сделано будет.
Тем временем, воздушник продолжал операцию. Грудная клетка пациента вызвала массу затруднений. Во-первых, в центре раны гной выходил на поверхность, от чего длинная чёрная шерсть Тюрнока свалялась и слиплась прямо на ней, из-за чего её пришлось тщательно промывать и аккуратно доставать из неё волоски, дабы после обработки они не остались внутри и не вызвали новое заражение. Во-вторых, она не была единым целым, а подразделялась на три участка — центральная часть с лопнувшим нарывом и по обе стороны от неё два волдыря, окружённых запёкшимся гноем. Внутри срединной части не было уже привычных легко удаляемых сгустков, её пришлось тщательно чистить ножом и прижигать, попутно надавливая на края раны пальцами свободной руки для облегчения оттока нежелательной густой красно-жёлтой жижи. Два нарыва рядом с ней представляли собой, в общем-то, то же самое, что Шалгеззаар видел на руках своего пациента — бороться с этим он уже наловчился, и сделал всё довольно быстро и качественно. Ткани, однако же, едва ли хватало на то, чтобы единожды обмотать громилу, по этой причине после обработки ран Фархо был вынужден связать несколько чистых тряпок, чтобы получить бинт желаемой длины, чтобы крылатый смог сделать перевязку.
Нарыв на животе оказался чем-то совершенно новым — то было скопление небольших гнойных волдырей. Сделав несколько надрезов, кончиком искрящегося ножа демонический врач вытащил почти из каждого по мелкому твёрдому сгустку и избавил получившиеся дырочки от гноя.
Более сюрпризов не было. Все оставшиеся не слишком крупные нарывы были почти идентичны тем, которые Зар очистил в первую очередь. Крупный поражённый участок на спине был похож на противоположный себе — то бишь на тот, что был на груди. За исключением, разве что, того, что вместо одного лопнувшего волдыря и двух целых здесь можно было наблюдать один лопнувший и один целый.
К тому времени, как Шалгеззаар заканчивал обработку последней раны, солнце уже, наверняка, начало закатываться за горизонт где-то за деревьями, поэтому работать приходилось при свете поддерживаемого местными жителями костра. Несмотря на то, что малышей уже загнали в ясли, большая часть взрослого населения деревни продолжала молча наблюдать за процессом лечения, за исключением, пожалуй, лишь пары пожилых джаккаев, ответственных за молодняк.
Сам же Тюрнок уже давно отошёл от действия успокаивающего отвара и то и дело дёргался, рычал и стонал сквозь стиснутые зубы. Было отчётливо видно, что бедолага сдерживается из последних сил. Впрочем, свой громадные лапы он больше не распускал.
Когда с операцией, наконец, было покончено, и последняя чистая повязка была наложена, измученный демон земли просто упал на свою подстилку и забылся во сне.
Местные пушистые аборигены разошлись по своим домам, старейшины тоже не было видно — Шалгеззаар даже не успел заметить, как и куда тот ушёл. В компании изрядно уставшего хирурга и его мерно посапывающего пациента остался лишь Фархо.
— Нда-а-а, — Протянул джаккай, — Тяжёлый денёк. Пойдём, — Тот махнул хвостом, увлекая демона воздуха за собой, — Переночуешь в доме Фархо.
По пути к хижине абориген вырвал из земли несколько розово-белых клубней.
— Ну, этим не наешься, — Оправдывался он, удаляя несъедобные вершки, — Но до завтрашнего утра протянем.
Заслуживший отдых.
Госпиталь, как таковой, располагался не в центре города, а ближе к окраине того, поэтому даже при всём желании вид на главную площадь Шэдоу получить не смог. Однако, окна палаты, находившейся ближе к лестнице, выходили на относительно оживлённую улицу, ведущую в центр. Отсюда вполне можно было оценить общую ситуацию. Впрочем, на данный момент дело близилось к ночи, и местные жители расходились по домам и гасили свет, устраиваясь спать.
В помещении было две аккуратно заправленные койки с металлическим каркасом, две чистые тумбы со шкафчиками и подсвечниками с наполовину прогоревшими свечами на них и, пожалуй, всё. Довольно скромная обстановка. Впрочем, чего ещё ждать от больницы?
Мария закончила с уборкой и прибрала ведро с тряпкой в шкаф-кладовку, который также был на втором этаже. Комната медсестры, как и место обитания самого врача, также располагалась близ палат для пациентов.
Доктор Генри допоздна работал с документами, однако, ближе к полуночи он поднялся наверх и, даже не зажигая свет, заперся у себя.
В городе воцарилась практически полная тишина, за исключением оставшихся на улицах гуляк, ведущих вечно праздный образ жизни.
Здесь Шэдоу нашёл вполне адекватных цивилизованных людей, которые не только относятся к нему, как к человеку, но даже вкусно кормят и предоставляют лечение. Что ещё нужно было для счастья?
Если Шалгеззаар решит поговорить с Фархо, то Шэдоу, при желании, может пропустить ход без штрафа по вполне очевидной причине — на улице ночь и все нормальные люди спят.
Сам Шалгеззаар, получив на ужин четыре крупных редиски, устраивается на ночлег в хижине Фархо и его жены. Дабы не рыться в квесте, копирую описание из одного из постов для Волка:
Внутри было относительно просторно — хижина была несколько больше остальных. В помещении находилась джаккайка, уже собиравшаяся укладываться спать (в случае с Заром джаккайка уже спит), а на каменной подставке горела лучинка (в случае с Заром лучинка уже потушена). Также можно было отметить несколько верёвок, натянутых под потолком, на одной из которых висело сушащееся мясо, издававшее такой чудесный аромат, что Волк чуть было не захлебнулся слюной.
