Только завидев признаки поселения, ангел тотчас остановился и дал пройти дальше преследуемой группе, идя вслед за ней, а не в унисон. Он осмотрелся, невольно сравнивая наблюдаемую людскую архитектуру с райской
— "Небо и земля, хе", скаламбурил он про себя. Людские здания конечно не сравнятся с происками Матери и её слуг. Невзрачно, ужас да и только. И теперь ему придется жить в подобных зданиях, квазикультурных продуктов дикой мысли медийцев. Если он вообще выживет. Город, вернее, сам факт его присутствия и нахождения ангела на его окраине сеял новые мысли и новые вызовы. Меньше всего он хотел, чтобы в нём обличили небожителя. Он смотрел вокруг, всматривался во встречаемые здания, в окна, на их благосостояние, на общую картину поселения в целом. Это был первый раз, когда ангел наочно ознакомился с концепцией "благосостояния". Медиас — амфитеатр, полигон для выживания, где место эстетики, идеала и принципа вынуждено уступает вопросам выживания и обеспечении жизнедеятельности на годы вперёд. Жестокая участь мирских масс, чье влияние на свою же судьбу ограничено в рамках божественного промысла. И все, кто находится здесь, неизбежно примеряет на себе шкуру приземистого крестьянина... Жестоко. Особенно по применимо к тем, кто по счастью своему, не имел опыта такой "жизни" доселе. Любой вектор мысли изгнанника шел в одном единственном направлении, направлении безнадёги и бездонной экзистенциальной пропасти. Но они бессильно вытеснялись новообразованной потребностью в выживании, не терпящей глубокого трепета рефлексии.
Он прикидывал, где бы ему можно было взять что-то, что прикрыло бы его уши и волосы. Прически можно было бы лишиться в два простых действия: сконцентрировав магию в кистях и, проведя по макушке - обпалить её, оставшись без волос в принципе, но мысли о подобного рода перспективе искривляли его лицо в свете отвращения и оскала. Как-никак пёстрая причёска - характерная черта ангела, его честь, гордость, взращиваемая с пилёнок, вторая после крыльев. Нужно было бы найти какой-то балахон на голову. Или парик. Или покрасить волосы. Любой из этих вариантов предполагал взаимодействие с людьми или взаимодействие с их имуществом без заведомого уведомления. "Неужто я смогу пойти на кражу?" — задался вопросом Маэморн, вернувшись к плодам мыслерождения выше. Всё равно, даже приблизительно присвоить себе подобного рода имущество на данный момент, да еще и остаться незамеченным для чужого глаза - не представляется возможным
Да и где его искать? Он перестал следовать за шайкой как только те остановились и погасили огни, остался где-то рядом с новостроем. Ему нужен был лишь небесный брат по судьбе и убедившись в том, что они остаются здесь до утра, он расслабился и стал думать, что, как и к чему. Оглянулся - где бы могли быть безхозные, на момент ночи, хранилища с одеждой? Сараи, пилорама? Он вздохнул. О, Гайя, хотя бы какая-нибудь туника.
Он развернулся и ушел в обратную сторону, свернул в бок от дороги и стал сгребать руками легковоспламеняющиеся сухие листья, отщепленную засохшую кору, опилки, явно продукцию стоящего рядом деревообрабатывающего стационара. Возгрузил воссиявшие священным светом руки в сухую сырьевую кучу, которая абие вспыхнула ярким пламенем, освещая местность вокруг. Столб черного дыма терялся в ночной темени, оставляя минимальные шансы быть замеченным в пределах городской черты. Он уселся рядом с кострищем, скрестив ноги и приблизив ладони ближе к костру, пытаясь согреться. Яркое хаотичное пламя оранжевого цвета успокаивало его возбуждённый, измученный разум, усушливый запах гари приятно щекотал те немногие обонятельные рецепторы, подаренные ему его создателем. Он затомился от своего психического поветрия. Ощутил некоего рода единство с происходящим, даже претенциозные ругательства проголодавшегося желудка не пробивали его ментальный каркас. Закрыл глаза и тихо читал молитву, опустив руки на колени, медитируя. Кварадрим часто практиковал медитацию - ученики часами сидели смирно, вмысливаясь в дыхательные сокращения грудной клетки. Таким образом развивалась интуиция - в любой момент 5 часовой медитации мог прилететь камень с совершенно неожиданной стороны. Отточенность до безусловного рефлекса. Тихая молитва, жадно произносящаяся шепотом, будто специально, чтобы лишние уши не познали мелодичный, райский светоч искренней веры. Он продолжал сидеть и ждал, пока костер не догорит до конца, отчуждившись от минимальных проявлений физического мира, даже мысленных, но всё еще будучи в нем.

Безмятежное упоение расстворённого в стремнине всеобщего энергетического потока сознания. Свободный полёт мысли, плавно перетекающий в полость извечной пустоты. Яркое кострище играло пёстрым феерверком тёплых багровых красок на накрытой покрывалом густой ночи полянке. Тяжело было даже представить подобного рода умиротворение и смирение после череды кошмарных событий.
Он почувствовал постороннее присутствие раньше, чем до его острых ушей донеслась инородная речь. Даже раньше натяжения несуществующей тетивы. Дуновение ветра развивало свободные края одежды и волосы ангела. Тетива, лук. По слуху можно было бы прикинуть примерные его габариты и материал самого шнура, но шума от него не было. Зазубренные наконечники разных форм и материалов: железные ромбовидные, бронзовые треугольные, черешковые, трех и четырехлопастые, из кости, камня, кремния, сланца, свинца —все они использовались при тренировках монахов Кварадрима. Словить стрелу на лету... уже звучит сложно, а словить её в неожиданный момент на определенном отрезке времени с любой стороны - представляется совершенно невозможным. Свою роль в подобных приёмах отыгрывала отточенность первичного боевого настроя, реакция, вера, психическая отрешённость от материальности, расчет и прочие переменные, составляющие целый комплекс тонкостей для успешного выполнения техники. Главным компонентом, конечно же, являлась отрешенность и отсутствие страха, принятие боя вне зависимости от исхода — любая лишняя мысль, малейшая помеха концентрации и твои рёбра уступают место новому обитателю плевральной полости. До этого Маэморн ни за что бы даже не подумал о таком, в силу засоренности сознания, но даже прерванная медитация будто исцелила его дух.
Он открыл глаза. Пламя потихоньку уменьшалось, языками растворяясь в сторону потока воздуха. Он стал подниматься. Собираться с мыслями не имело смысла, ибо не было их самих. Поднял колено правой ноги, оттолкнулся от поверхности и встал босыми стопами в обмотках на сырую, рыхлую землю, освобожденную от листвы и опилок. Крепко сжал кулаки, они неярко равномерно заискрились, переливаясь белыми и желтыми огнями. Опустил голову. Напряжение чувствовалось по всему заскрузлому телу, теолог или другой небесный житель вмиг бы опознал земляного ангела по этому специфическому состоянию околобоевого транса. Это был первый и впрямь угрожающий контакт с жителем Медиаса. Сердцебиение было крайне медлительное, минимальным для поддержки жизнидеятельности организма. Движений не было видно совершенно, будто непоколебимая статуя на пьедестале. Прелести земляной школы и мимикрии под неживую породу. Голова повернулась настолько резко будто для этого понадобилось мгновение, глаза смотрели точно на незваного гостя радужка пульсировала белым и жёлтым цветом. Зрачок был расширен настолько, насколько мог в принципе. Подобного рода угрожающие сдвиги поведения отличалось от школы к школе, от клана к клану, но постоянно имели характерные черты, общие для всех ангелов. Он погрузился в транс при мощнейшем кратковременном потрясении.
Со стороны боевой транс монахов-ангелов мог показаться довольно угрожающим для тех, кто до этого не видывал подобного, однако организм монаха в трансе — это просто выход на пик набранных эссенциальных знаний и навыков, обострение чувств, рефлексов и полное безэмоциональное погружение в сиюминутную ситуацию, грубо говоря, осмысленный аналог выброса адреналина. Лишь визуальный пафос. Выше собственной головы не прыгнешь. Стеклянный сияющий взгляд пересекался с взглядом джаккая, не подавая признаков оживленности - Маэморн даже не моргал.
Будь он при своём уме, наверняка бы подумал о том, что вот он, джаккай, демонское отродье, шерстяной вклад проклятого Синдела в жизнь Медиаса и проникся бы к нему уже преждевременной неприязнью. Может знакомство в таких условиях даже к лучшему, если не закончится преждевременной смертью одного из них. Перед Сейзом стоял настоящий камень, который ментально уже начал битву и, возможно, даже закончил её.

Отредактировано natus (2022-07-26 21:18:49)

На Сейза напало сразу куча эмоций. Он не думал стрелять, не думал на самом деле применять адское оружие.. он не хотел, не мог.. оно пугало его. И он хотел им напугать. Ведь маг огня опасен. Да даже если тот зажег листву кремнем и огнивом - он оставался человеком, а значит был куда больше и сильнее маленького джаккая, что не особо посвящал себя изучению рукопашного боя.
Он ведь просил поднять руки. Он просил не оборачиваться. Он задал просто вопрос и хотел получить простой ответ. Почему же все происходило не так, как он этого хотел.. не так, как он думал.. И сейчас это жуткое существо, что прикидывалось человеком встало, словно невидимый кукловод натянул нити марионетки. Резкие, неестественные повороты конечностей и головы, огненное сияние от рук, способное спалить его мех, пульсирующие глаза?.. И тишина... ... ... ..
Оно даже не ответило. Даже не пригрозило в ответ. Даже не выругнулось. Словно было неживым.
Это была ловушка.. ловушка от Кренка от тех, кто мог следить за ним.. Чудовищное творение магии, замаскированное под человека.
Шквал мыслей и лишь одной действие. Джаккай испуганно отпустил тетиву, позволив стреле сорваться в сердце страхолюдины, если оно у него было. Отпустил и был готов бежать, потому что не верил, что эта штука как-то там работающая с душами могла повредишь оживленной магией монстру из Айзенкасла.. он лишь видел продолжение кошмара. И была лишь одна надежда, что бегает эта штука куда медленней шустрого жителя лоса.