Температура -3

Вихо
Полоз с видимым волнением наблюдал, как Вихо берет в лапки крысу.

«Это я ее поймал! Большая, правда? Она здорово дралась!»

Крыса и правда была большой и толстой. Она пахла тиной и болотной водой, рогозом и клюквой. Ее шерсть была грязно-зеленого цвета, чтобы лучше маскироваться на болоте, а между лапками были небольшие перепонки, чтобы плавать в неглубокой воде. Когда крыса пришла в себя, ее черные глазки стали ясными, будто две жемчужинки. В них мерно и величаво светилась вековечная печаль и вселенская тоска.

«Я помню, когда ты была маленькой, и приходила на наше болото, я всегда говорила своим крысятам: «смотрите, дети, это Вихо. Она не питается такими как мы, не стоит ее боятся». Я даже один раз понюхала тебя, когда ты собирала кувшинки. Ты пахла хвоей, теплом жилища, зернами льна, пламенем костра… А ты меня и не заметила. Я видела, как ты росла, и я рассказывала о тебе не одному поколению своих крысят. У нас много врагов. Многие звери сильней, чем мы, умней и быстрей. У нас нет ни яда, ни острых клыков, ни магии, ни ловких лап, которыми можно изготовить оружие. Я бегала от кровожадных камышовых котов, злых ласок и хорьков, я боялась сов и коршунов, коварных змей и большой щуки. Но мою жизнь закончишь именно ты, Вихо-от-которой-я-не-ждала-зла. Поистине, как же причудливо тасуются карты судьбы! Но я не ропщу. Я прожила неплохую жизнь. Вырастила десятки крысят, съела тысячи ягод, корешков и жирных червячков. Вырыла большую уютную нору и обвела вокруг хвоста сотни желающих поесть моего жесткого невкусного мяса, пахнущего мутной водой. Жаль, что я не могу увидеть напоследок свое родное болото, конечно… Но я слишком много прошу для простой крысы, не так ли? Я хотела бы укусить тебя напоследок, чтобы остался шрам, и ты помнила меня. Но не смогу, ведь у меня сломана спина. Поэтому остается только пожелать тебе, Вихо, приятного аппетита, и спокойной ночи».

Крыса покорно закрыла глаза, и ловким движением лап Вихо оборвала ее жизнь.

«Неееееееет!»

Завопил в голове Вихо Полоз, зашипев и задергавшись всем телом

«Ее надо кушать живой! Так же вкуснее!»

Получив разрешение джаккайки, ужи и гадюки набросились на тарелку с живым кормом, и очистили ее за пару секунд. После чего расползлись по норам, даже не сказав спасибо. Да и за что им было лесную девочку благодарить? Они же сами всех этих мышей и поймали.

«Вихо! Тебе надо больше кушать. Иначе ты никогда не станешь большой и красивой! Если ты не будешь есть живых мышей досыта, то у тебя даже сил полинять не будет, и могут отпасть лапки или хвост! Впрочем, лапки тебя не красят, так что их было бы не жалко.»

Полоз был недоволен. Он с раздражением шипел на уползающих змей и подметал хвостом пыль, скопившуюся с последнего визита Вилда.

«Эти глупые так старались, чтобы накормить тебя!»

Он все никак не мог успокоится и ворчал, пока девочка укладывалась в постель под неразличимое бормотание Хранителя, рассказывающего печальную сказку про двух змей, которые дрались со злым мангустом.

Так и продолжая жаловаться, Полоз залез в кровать и обвился вокруг Вихо, заснув одновременно с ней.

Нет проклятым покоя

Вихо открыла глаза.
Она была в храме, хотя не сразу поняла это – ведь храм изменился. Не было и следа разрушений – стены красовались гравюрами и гобеленами, пол - мозаикой, колоны – змеиными орнаментами. Пылали светильники, горели разноцветьем магические лампы, а в самом центре стояла раскрашенная зеленым статуя змея с шипастым капюшоном и рубиновыми глазами. Была скульптура такой тонкой и чудесной работы, что рептилия казалась живой, шевелящейся в свете огней, и готовой в любую секунду совершить рывок и куснуть. Но самое главное – храм был заполнен огромных количеством живых существ. Джаккаев и людей было большинство – похожих на Вихо и знакомых охотников, мужчин и женщин, стариков и детей, они сидели на скамейках и просто на полу, о чем-то тихо переговариваясь, читая книги, штопая одежду, или перекусывая. Многие из них были ранены и больны – для таких в зале был особый угол, занавешенный белой тканью.  Были и другие - в зеленых балахонах, с кинжалами на поясе - они сновали тут и там, приглядывая за порядком, оказывая помощь тем, кто в ней нуждался, разнося еду и лекарства. А в самом дальнем, самом темном углу, джаккайка увидела демонов – никаких сомнений, что это именно демоны, не было, хоть были они самыми разными, не похожими один на другого, на Вилда и на ее рогатого товарища в черных очках. Чешуйчатые и крылатые, мохнатые и пернатые, зубастые, рогатые, когтистые, с копытами, хвостами и шипами… И все они выглядели просто ужасно, покрытые грязью, повязками, шрамами и ожогами, истощенные и равнодушные к окружающему их. Возле демонов стояли четверо служителей в зеленых балахонах. В отличии от остальных они были вооружены длинными посохами обвитыми металлическими змеями с зелеными глазами, а поверх ряс были чешуйчатых нагрудниках.

Ну и, конечно, тут были змеи – сотни, а может и тысячи, всех цветов радуги и всех размеров, а не только ужи и гадюки. Им явно было не по душе, что такая прорва народу заполнила храм, и они ползали по стенам и колоннам, издавая раздражённое шипение. Удивительно, но почти никто из людей и джаккаев, даже самых маленьких, не боялся рептилий - кажется, некоторые даже нарочно их провоцировали, пытаясь погладить или накормить колбасками и кусками мяса. Но чешуйчатые на провокации не поддавались, с рассерженными змеиными звуками скрываясь в множестве специально для них устроенных в стенах и полу норах.

-Избранный, не поможете? – Вихо увидела одного из вооруженных служителей, человека с измученным бледным лицом и зелеными глазами (кстати, у всех них глаза были зеленые, под цвет балахонов и статуи в центре). Джаккайка не сразу поняла, к кому он обращается – оглянулась, но рядом с ней не было ни большого рогатого, ни Полоза, ни Хранителя… Даже Листика не было. Похоже, обращались все же именно к ней…

Вот только… И с самой Вихо тоже что-то было очень сильно не так.

Для начала, она стала выше. Хотя, все еще далеко до людей и демонов. И массивней. Сильней и быстрей. Тело было свито, казалось, из одних мышц, сверху которых была натянута джаккайская шкурка серого цвета, а поверх шкурки – еще и броня, сделанная из сотен тысяч мельчайших чешуек, такая легкая, что тело ее почти не ощущало; гладкая, приятно холодная, невероятно уютная, будто вторая шкурка, куда как более прочная и надежная. К броне прилагались перчатки, пояс, наручи и поножи, чуть более тяжелые, чем чешуя, но все равно сверхъестественно удобные. Был и шлем – что-то среднее между капюшоном кобры и короной, скрывавший верхнюю половину лица и затылок, украшенный костяными шипами, как у статуи в центре Храма. В лапе джаккайка сжимала копье – длинное, со странным наконечником, раздвоенным на конце будто змеиный язык. На поясе были кинжалы – оба, и «Гад», и «Аспид». Вихо чувствовала, что оба брата ножика крайне довольны этим фактом и прямо лучатся мощью и уверенностью в себе.

Закончив осмотр своего тела, Вихо, наконец, осознала самое главное – что-то стало с ней не так не только в плане роста, силы, и одежды… Нет, произошло изменение куда как более важное и коренное. Но какое именно, джаккайка целиком и полностью осмыслить не могла, потому что не задала Хранителю самый важный вопрос, который советовал задать рогатый ящер.

От инспекции новой себя лесную де… лесного м… в общем, Избранного, оторвал служитель. Откашлявшись, он снова обратился к нему тихим уважительным голосом:

-Не поможете с раненными?

Почти всем раненным демонам была нужна помощь. Ближайшая к ней демоница воды с зеленоватой шерстью, длинным голым хвостом и вытянутый мордой, в окровавленных драных шортах и рубахе, лежала, тяжело дыша, изредка выпуская стон боли из стиснутых зубов. Рана ее была такой, что стало понятно – долго не протянет. Удар неведомого оружия содрал кусок шкуры на боку, обнажив розовую плоть. Служители пытались заткнуть рану, но кровь остановить не удавалось – слишком была большой она была. Просто кусок мяса, вырванный с корнем… Никакие повязки тут не помогут.

Взгляд черных глаз демона остановился на Вихо. Она ни в какую не хотела умирать, но и жить уже сил не было. Сфокусировавшись на Вихо, демоница приподнялась, отчего кровь, под ворчание служителей, хлынула с новой силой и попросила
-Избранный… Добей. Хочу уйти быстро и от твоей лапы. Иначе впаду в берсерк, и устрою тут бардак.
Затем снова упала и закрыла глаза. Тонкие губы ее шевелились, шепча то ли молитвы, то ли проклятья.

---

Белоснежка
Рыжая совершенно не обиделась на ругань Хору. Наоборот, тот факт, что Пушок заговорил на ее языке, привел Корь в буйный восторг, и, не дав наемнику окончить первую порцию оскорблений, она тут же обрушила на джаккая ответный ушат помоев:
-Нихуя себе кто свой хуемприемник обдроченный раззявил, да это ж сам господин Лох Подзалупный! Это ж надо! Пару корявых фриков завалил...после того, как я за него половину работы сделала. Иначе бы так и бегал кругами, роняя свое дерьмо и хныча как дешевая девка! Научился свою мочу замораживать, и теперь вообразил себя первым хуем на улице драных в зад опущенных пидоров? Ты, песик, давно свой ошейник снял со своей тощей шеи? Соскучился по хозяйскому хую в вонючей пасти, петушок гнилозадый, шестерка помойная? И теперь залупаешься на тех, до кого тебе как до Гардина раком, и о ком ты нихуя не знаешь? Выебываешься своим пустым черепом, в угадайку играя? Вот ведь ты чмо несуразное! Мало того, что тупой, как валенок, так еще мечом владеешь хуже, чем слепая пьяная шлюха своей пиздой, а уж твоя «магия» – это такой позор, что я бы на твоем месте вернулась в ту кучу навоза, в которой твое яйцо нашли, и сидела б там, чтоб, не дай Синдел и Гайя, какой колдун не увидел и не обоссал бы тебя, узнав, ЧТО ИМЕННО ты «магией» называешь. Только и можешь ледяные диладаки выдувать из своих соплей, мечтая, чтобы тебе их в очко твое раздолбанное, наконец, напихали, провернули и так и оставили!

Она бы еще долго так ругалась, потому что это доставляло ей истинное наслаждение, но Хору начал распускать руки. Стоило ему ткнуть на символическое изображение дохлой птички, вся весёлость слетела с рыжей будто дешевая краска со стены после первого ливня. Шерсть ее встала дыбом, пасть оскалилась частоколом треугольных зубов, слюна вспенилась, а глаза превратились в узкие щелки, в которых горело одно единственное желание – убивать. Хору чуть не отшатнулся, настолько ее преображение было резким, настолько была сильна ее злоба и ярость – Лохматый почти видел, как она бросается на него, сбивая с ног, вгрызаясь в горло и вырывая трахею одним сильным движением челюстей.

И даже шанса не было увернутся или отразить атаку – ну, так ему, по крайней мере показалось в тот миг…

Но атаки не последовало. Зато вокруг начал сгущаться вязкий темный туман – мертвенно холодный, густой, похожий на тысячи слипшихся щупалец неведомого монстра, шевелящихся и жадных. Живая тьма изогнулась, и начала выплевывать из себя, одну за другой, фигуры – люди и джаккаи, похожие на пеструю стаю не менее пестрых птиц, разноцветие волос, шерсти и одежды, от кожаных курток и маек до пиджаков и доспехов, вооруженные цепями и ножами, дубинками и арбалетами, шнеперами, магическими жезлами и вообще безоружные, лысые черепа и ирокезы, цилиндры и шляпы, дерганные и спокойные, веселые и мрачные. Всех их объединяло только одно – скелет голубя на одежде, или в виде амулетов, или татуировок на теле, или рисунка на шерсти, или, даже, в выжженных клеймах на лицах…
И они были опасными – ужасно опасными, смертельно опасными. Каждый тут был воином или магом, и их было много, и двигались они будто единое целое, стая птиц, объединённых коллективным разумом, отлично знающие сильные и слабые стороны друг друга, готовые ринутся в бой на превосходящего вдвое, втрое, да хоть в десятеро врага, ринуться, и победить, и сомнений в победе не было даже у самого слабого и молодого из них.

Среди людей были здоровяки, которые и демону в прямой драке дали бы прикурить, но даже на их фоне возвышался тощий длинноволосый старик в фиолетовом плаще и франтовской шляпе с полями. У него была болезненная серая кожа, на фоне которой еще более яркими выглядели золотые украшения, браслеты, цепочки, ожерелья, часы, перстни и серьги, которым он был увешан как витрина ювелирного магазина. В руках старик сжимал трость, которая была увешена золотом, что не поместилось на теле. Зубы у него тоже были золотые – улыбнувшись, он сверкнул ими и вставил в пасть сигарету, которую поджог щелчком пальцев. Глаза его были скрыты очками с сиреневыми стеклами – и, взглянув в эти стекла, Хору ощутил себя ужасно неуютно. К горлу подошел комок, перекрыв дыхание.

Бандиты были опасны. Но этот старик был опаснее их всех вместе взятых.

-Похоже, эти господа ищут драки. Что ж, не будем их разочаровывать, джентльмены – произнес главарь, выпуская клуб сиреневого дыма. Под ногами его, сверкающих золотыми пряжками, сапог, земля стала покрываться инеем.

Маг, причем двух противоположных стихий.

Согнувшись, словно складной нож, старик положил руку на плечо Рыжей… Которая, вдруг, тряхнула головой, и дернулась, словно оборвавшаяся вхолостую тетива. 

-Нет… Нельзя. Неееее…  - Корь трясла головой, и фигуры одна за другой начали тонуть в черном тумане из которого и появились… Нет, они сами стали черным туманом. Они и были черным туманом. Последним исчез старик – он все смотрел на Хору, улыбался и лед под его ногами промораживал землю всю сильней. Наконец и он пропал – медленно, начиная с ног, и последними исчезли его странные очки, некоторое время висевшие в темноте и пустоте, пока не пошли трещинами и не превратились в черный прах и пепел.

-Намусорили – сказал призрачный ангел, и принялся с остервенением долбить лед рукояткой метлы.

-Я устала – Рыжая улеглась прямо в центре снежного пятна, свернувшись в клубок – Надеюсь, когда я проснусь, ты сдохнешь в корчах, недоносок. И я не буду в этом виновата. Только ты сам. Придурок. Пидорас проклятый… Ненавижу тебя… Как же я тебя ненавижу…

Она закрыла глаз, в уголках которых что-то блестело, и, кажется, правда заснула.

-Небезынтересно – прокомментировала все произошедшее львица, оставившая табличку у двери и подошедшая чуть ближе к Лохматому. Было непонятно, что именно она имела в виду – банду, старика, Хору, который ругался в пустоту, ангела уборщика, или… 

Или, может быть, небольшую странную зверушку, похожую на лису, только с непропорционально большими ушами и лишним хвостом. Она светилась ярко, будто была соткана из чистого белого света, но еще более яркими были ее глаза, которые просто-таки лучились голубым огнем, как два волшебных светильника.
Издав звук - нечто среднее между лаем и мяуканьем, только во много раз мелодичнее – мелодичнее настолько, что ни одно горло или музыкальный инструмент, из известных Пушку, не могли бы его повторить - лисенок прыгнул и опустился рядом с изуродованным трупом одного из зверолюдей.

Того самого вожака с волшебным арбалетом.

Понюхав тело, существо фыркнуло, чихнуло, и… И прыгнуло на грудь, развороченную ударом топора. Прыжок окончился точно на ране – и лисенок исчез в багрово-кровавой вспышке, а тело дернулось, выгнулось, будто подброшенное невидимой силой, взлетело в воздух и приземлилось точно на лапы. Хору услышал треск костей, звук рвущихся жил и лопающегося мяса – тело зверолюда менялось, причем быстро, брызгая во все стороны кровью, обломками костей, превращающихся в лезущие во все стороны шипы, когти тянулись вперед, увеличившись раза в три, зубы превратили пасть в настоящую мясорубку, а рога, словно два лезвия клинков, нацелились точно на Хору.
От бывшего противника Пушка почти ничего не осталось – это было извращённое нагромождение плоти и костей, связанное вместе мышцами и жилами, гротескное порождение кошмарной скотобойни из Ада… Шкура слезла с морды и груди, обнажив шевелящееся мясо – оно дышало, хотя легкие его были проткнуты в десяти местах торчащими разломанными ребрами, и обнаженное сердце его бешено стучало, фонтанируя кровью и желчью. Глаза вытекли во время метаморфоз, и пустые глазницы сфокусировались на Хору… а потом в каждой из глазниц загорелся голубой огонь, точно такой же, как у лиса. Из пасти вывалился язык, и упал на землю,– похоже, он не нужен был переродившемуся зверолюду, как и глаза, как и многое другое. Рычание было полно ярости и злобы – Пушок понял, что хоть создание и лишилось многого, но не лишилось самого главного – памяти о том, кто его убил.

И теперь оно жаждало отомстить. 

---

Малин
Сейли внимательно выслушала соображения Малина насчет кинжала. К концу рассказа джаккайка стала очень серьезной и недовольной.
-Стоило бы избавиться от этой штуки… судя по твоему рассказу, это полное барахло, да еще и опасное.
-Поддерживаю – кивнул Огри – предлагаю скормить ее Зубчику.
-Отличная идея. – лучница кивнула Малину – но вначале сходим к Мангри… Вы уже идите, а я еще стрел соберу, и вас догоню. Я быстро, минут десять.

С этими словами Сейли достала с одной из полок продолговатый ящик полный арбалетных болтов и стрел для лука, и принялась их сортировать. Судя по всему, он тоже был куплен на барахолке, да так и валялся до этого момента.

Малин двинулся к выходу. Толкнув дверь, он услышал тихий «ой» и глухой удар обо что-то мягкое. Выглянув наружу, торговец увидел маленького джаккая в красной курточке и шапочке с помпоном, сидящего в снегу. На груди его на ремнях висел переносной лоток, на котором лежали всякие сувениры… И еще больше валялась в снегу. Многообразие ассортимента внушало – деревянные фигурки циркачей, раскрашенные в разные цвета (среди них Малин узнал Огри, Сейли и Толди), переливающиеся значки, светящиеся браслетики, брошюрки и афиши, волшебные фонарики, флакончики с зельями (на этикетках значилось «алхимические шутки»), конфеты в ярких обертках, воздушные шарики, петарды и бомбочки (использование на территории цирка запрещено!), кульки с попкорном, открытки и еще целая куча самых разных затейливых вещиц.

Разглядывая товары, Малин даже не сразу и заметил странную маску из позолоченного дерева, скрывавшую левую половину лица детеныша. Могло бы показаться, что это просто украшение или часть сценического образа…
вот только слева у маленького торговца не хватало уха.

-Дис! Ты что тут, подслушивал? – рявкнул Огри, рывком поднимая дитя.
-Я…Я…Яаааа - Дис, прикрывшись лапой, задрожал, как от озноба.
-Успокойся… Все нормально – миниатюрный демон земли смутился – все в порядке. Успокойся…
-Я вовсе не шпионил… Я просто узнал, что есть новый джаккай, и… - голос звучал неуверенно, запинался и дрожал…

Остролап понял, что он врет.

-Да, да, его зовут Малин. Он бакалавр и библиотекарь, а еще директор блошиного цирка
-ПРАВДА?! – Дис вытаращил глаза.
Огри нахмурил нос и лоб, неуверенно скосившись на Малина.
-Правда… Нет. Насчет блох это Толди, как всегда, навыдумывал… Или нет. Но он здорово ловкий, разбирается в артефактах и говорит, словно большой ученый. 

Взгляд карих глаз впился в Малина.

-ПРАВДА?! А какие у вас есть книги? А есть про приключения доброго щенка и токсичной перепелки? А есть про джаккая-пирата Рамиреза? А расскажите про ваши приключения? А какой вы университет заканчивали? 
-У нас нет времени… - начал Огри. Но джаккайчонок так жалобно шмыгнул носом, который начал распухать от удара дверью, что демон только развел лапами, виновато моргнув.

-Купите что-нибудь? Все игрушки очень крутые! Есть Огри, Монферат, и все остальные циркачи! Есть волшебные петарды, и хлопушки, и волшебные ленточки, и зеркальца, и маски… раз вы бакалавр и директор блошиного цирка, вам скидка 5%!

Мелкий сунул под нос Малину фигурку Огри и ленточку, которая сменила цвет с голубого на зеленый, а потом сама собой свернулась в бантик.
-Или вот, коробочка с сюрпризом! Всего пять монет! Никогда не знаешь, что внутри!
Дис достал из снега две коробки, размером двадцать на двадцать сантиметров, завернутые в розовую обертку. На каждой торчал ярлык с надписью: «Сногсшибательная коробка с сюрпризом! Внутри может быть ЧТО УГОДНО!» и маленькими буквами «Изобретение Толди Старфура. Все права защищены. Ответственности за содержимое цирк не несет».

Внезапно небо на юге посветлело. Огри и Дис посмотрели туда, удивленно щурясь. Продлилось странное явление всего одну секунду, и маленький джаккай с маленьким демоном переглянулись, будто не уверенные до конца, что это им не почудилось. 

---

Шалгеззаар
Али печально смотрел, как аккуратно ест Шалгеззаар. Сам-то он нисколько не смущался гостя и уминал все, что подносили ему жены, до последней капли. Но из-за сдержанности демона, хозяин, похоже, чувствовал себя не в своей тарелке, и аппетит его испортился. Отложив в сторону хлебец, намазанный паштетом, торговец с участием произнес:
-Может, ты хочешь чего-то особенного, о друг мой? Или тебе не нравится, как готовят мои жены? Может, меньше специй? Я понимаю, что на вкус северян наша кухня может показаться слишком пряной…
Старик лукавил. На чей угодно вкус Люксарские кушанья были скорее специями с едой, чем едой со специями. 

-Немного яду – злобно фыркнул фей – будет в самый раз. Даже он будет лучше этого кипящего раскаленного хаоса, который только демону огня мог бы понравится... Крылатому, или бескрылому.

Убедившись, что Зар все равно ест, несмотря на все его советы, Корве демонстративно надулся и отвернулся от демона, всем видом изображая глубокую обиду.

Таким образом демон, стараясь не обидеть никого, обидел обоих.

-Если не хочешь сладкую воду, попей Кристальной Воды из источников благословенного Оазиса Шоа-Ли – предложил старик. Одна из его жен с предельной аккуратностью поставила перед Заром красивый графин полный такой прозрачной воды, что демону показалось, что сосуд вовсе пуст.
-На тяжелые орудия перешли, а? – буркнул Корве, не поворачиваясь к Зару – настолько они хотят тебя отравить, что даже такую драгоценность готовы потратить.

- Не буду спорить о крылатых демонах. Конечно, тебе видней, как они выглядят, о бездонный кувшин мудрости – уныло произнес дервиш. Кажется, зажатость Зара начала портить атмосферу, которую он отчаянно пытался создать.

Между тем, демон продолжил настаивать на своих просьбах. Выслушав их, торговец вначале нахмурился, а потом и вовсе закрыл глаза, начав медленно поглаживать свою бороду, погрузившись в тяжкие раздумья. Длились размышления старика минут пять, после чего на губах достопочтенного Али Мухиддин Хаджи Бекира мелькнула призрачная улыбка…  И он, открыв глаза, торжественно произнес

-Да будет тебе известно, о, друг мой, Демон Воздуха Шал, что много лет назад, будучи молодым и глупым, я спросил у мудрого наставника моего, Шейха Ордена Странствующих Дервишей-Торговцев Сахия аль Бекши: «Почему мы терпим вокруг нас этих подлых детей Синдела, порочных существ, чье единственное предназначение в стройной картине мироздания – пытать самых страшных грешников, закостеневших в грехе настолько, что они утратили даже надежду на исправление? Очевидно же, что проводя вечность в окружении убийц, насильников, воров и предателей, они и сами становятся подобными им, наполняясь всяческими пороками и мерзостями?»

Так я спросил, и, должен сказать тебе, Шал, что вопрос этот возник у меня неспроста…»

Али смущенно закряхтел, прикрыв глаза.

-Ага. Вот мы и дошли до желез – зловеще ухмыльнулся фей, заглядывая в глаза Шалгеззаару с архитипичным выражением мордочки «А я говорил!».

-Дело в том, что в тот же день из-за пустяка у меня возник конфликт с демоном-водоносом, о котором упоминал ранее, и наш жаркий спор перерос в неприличную для умудренных сединами мужей и ужасно возмутительную для всех добрых граждан потасовку…  И я, хоть был моложе и сильней, познал горечь поражения, и наполнился мстительной обидой. О долготерпеливый наставник мой! Как же нелегко было тебе с нами, молодыми повесами, в чьих головах гулял ветер дальних странствий, а глаза смотрели в чужие земли, мечтая о наполнении наших худых кошельков золотом более, чем о наполнении наших пустых голов сладчайшим соком мудрости… Вместо того, чтобы отчитать меня, достопочтенных Сахия Аль Бекши, мир его праху, произнес такие слова «За дюнами и коварными миражами Банального и Очевидного ты, о бедный ученик мой, не видишь оазиса Истины. А ведь ты начинал говорить верно… Но после гнев, следы которого сияют под твоим левым глазом, затмил остатки разума, что еще оставался в твоем скорбном черепе после тяжкого удара Сына Синдел. Конечно, демоны большую часть жизни своей в Аду заняты тем, что пытают и наказывают преступников, чудовищ и прочий зловонный мусор срединного мира. Но, разве не думаешь ты, что многие из детей Бога Тьмы, вдоволь наглядевшись на пороки и преступления нашего мира, преисполнятся к ним отвращением, и взрастят вместо зла добродетель? Если ты спросишь моего мнения, то я скажу, что буду ожидать зла и жестокости больше от чистых детей Гайи, которые, не видя зла, не зная его сути и мерзости, могут творить поистине чудовищные преступления.»

Али выдержал паузу, и подняв вверх большой палец, завершил свою речь:

-Поистине, мудрость моего наставника несовершенна, ибо до меня не раз доходили слухи о злых демонах и добрых ангелах. Но ты, о Шал, живое доказательство его слов, живое подтверждение его мудрости. Ибо ты действительно чудо из чудес, преисполненное самой чистой добродетели…

Торговец отодвинул лампу обратно к Зару

-Оставь себе светильник злого духа. И возьми, прошу, еще и этот свиток.

Из-за ворота халата торговец извлек ветхий клочок бумаги, перетянутый шелковым шнурком, и протянул его Зару.
-Когда я увидел тебя, я преисполнился страхом, что ты захочешь убить меня и забрать себе мое достояние, обесчестить моих жен и пожрать дочерей. Этот страх естественен для любого, кто знает об ужасах Великой Войны, и кто слышал рассказы о творящемся в Аду. Но я продолжал повторять про себя слова бедного моего учителя и доверился тебе, положив свое сердце и судьбу в твои когтистые руки… И я не ошибся. Ты действительно оказался светочем добродетели и милосердия, с презрением взирающий на любое злоупотребление и несправедливость. Возьми же этот свиток… В нем содержится заклинание «Каменного Саркофага», которое бросит цель заклинания в каменную темницу, где она будет пребывать в течении целого дня, либо меньше, в зависимости от ее могущества. Я собирался использовать его против тебя, если бы ты напал… Я очень рад, что мне не пришлось этого делать. Давая тебе это могучее оружие, я признаю, в который раз, правоту моего наставника, и еще раз подтверждаю нашу дружбу. Я хочу, чтобы ты использовал его по назначению в момент, когда твоей жизни будет угрожать опасность, и, я надеюсь, в этот момент ты вспомнишь имя Али Мухиддин Хаджи Бекира, дервиша Ордена Странствующих Торговцев, и его наставника, Сахия Аль Бекши, мир его праху.

Фей что то пробурчал себе под нос. Зар не расслышал, что именно.

Встав, торговец подошел к клетке и отворил ее, выпустив беснующегося сокола на свободу.
-Я хотел получил компенсацию у хозяев этой птицы за свои труды, но да будет так. Если его хозяин нуждается в нем прямо сейчас... Пусть летит.

Не дожидаясь даже, пока торговец отворит полог шатра, птица стрелой ринулась прочь, прорвав когтями дыру, через которую в жилище Али проник колючий холодный ветер. Сокол не ответил ни на один из вопросов Зара и даже спасибо не сказал. Только капнул на прощание ему на плечо (не на то, где сидел Корве) белым пометом и оставил пару маленьких желтых перьев на коленях.
-Неблагодарная пернатая вонючка – прошипел фей и, достав из-за пояса еще один платок, принялся остервенело чистить плечо Зара.
Одна из жен Али тут же подскочила к отверстию в шатре и, взмахнув длиннющей железной иглой, начала затягивать дыру светящейся магической нитью.

Внезапно ярко блеснуло что-то и, не дошив совсем немного, женщина испуганно отшатнулась.

Зар почувствовал всплеск магической энергии. Очень сильный. Такой, что внутри что-то екнуло. Али и его жены, похоже, тоже почувствовали это, но не придали большого значения, смиренно воздев очи горе.

-Это Кальвин. Запустил Звезду Света – прошептал себе под нос фей – брррр. Не хотел бы быть там…   

А потом поежился еще сильней, обхватив снова челюсть Зара.

-А Корь призвала свою банду… Да что ж там творится? Неужели Тринадцатый уже начал свой ход? Так рано?

Страшно.

Эхо Звезды Света было очень коротким и исчезло. Не оставив после себя ничего.

-Что же касается Мертсегер… - дервиш бросил недовольный, и в тоже время опасливый взгляд на девочку, которая, после того, как Зар встал, последовала за ним, не отцепляясь от его хвоста – что же касается ее.. То я, несмотря на всю мою благодарность к тебе, о Шал, всю симпатию и любовь… Я не могу выполнить то, что ты просишь. Ибо, если вернуть ей куклу, могут случится события поистине ужасные. Увы, большего я сказать не могу, ибо страх и ужас смыкают мои уста… Прошу Зар, садись на свое место, кушай, пей, и пусть слезы этого дитя не введут себя в опасное заблуждение, кое приведет тебя только в солончак погибели, где даже падальщики пустыни не найдут твои бренные останки.

-Впервые соглашусь с ним – подал голос Корве – Зар, не нравится мне этот ребенок.

А девочка, с каждым словом приемного отца все сильней сжимаясь от обиды, страха и гнева, и все сильней сжимая несчастный хвост Зара, тихо всхлипнула.

-Я умру, если мне не вернут Эфенди Смерть. Прошу, он мне нужен! Не будет ничего плохого!
Шмыгнув еще раз носом, девочка прошептала:
-Попроси его еще раз. На третий раз он не откажет, ведь ты его спас!

---

Мавуро
Ингер с сомнением посмотрела на демона, который еще минуту назад даже двигаться не мог. 
-Л-ладно… Я рада, что тебе лучше. Наверное... Можно пролететь чуть-чуть. Тут совсем недалеко… А там Раст нас в обиду не даст.

Ингер боялась летать. Когда ей было шесть лет, два брата-дегенерата (все в деревне этих демонов воздуха так называли!) схватили ее и устроили в облаках небольшую игру в мячик, где мячиком была совсем маленькая джаккайка. С тех пор у джаккайки, в дополнение к другим комплексам и страхам, возник страх высоты. Как и все остальные свои комплексы и страхи, она его скрывала, и бросала ему вызов при каждом удобном случае. Приобняв Мавуро за шею (как же все-таки он похож на мышку!), та чуть слышно вздохнула, готовясь к панической атаке. Эх, не было бы этой дурацкой слабости от потери крови! Она бы этого доходягу сама дотащила до Раста. Но сил не было, и выделываться было просто смертельно опасно. Обернувшись, Ингер посмотрела, далеко ли собаки…

-Не оборачивайтесь. И не останавливайтесь… Ни в коем случае не останавливайтесь и не оглядывайтесь, поняли?!

Джаккайка, в отличии от демона, не слышала ангела.

Не повезло.

Яркая белая вспышка, словно солнце, нет, тысяча солнц, родилась из крошечной точки, потом расширилась, и еще, и еще, и еще, пока не осветила ночь так, что ночь стала днем, а глаза Ингер стали двумя озерами боли, которая обожгла ее, и тут же прошла, обрубленная шоком, потому что терпеть такую боль еще секунду значило бы просто умереть.

Ангел исчез в этой вспышке, будто его и не было, а потом исчез и его свет.

Две собаки – простая и многоголовая, сидели, пялясь молочно-белыми глазами в пустоту.

Точно такими же белыми выпученными глазами пялилась в пустоту и Ингер,

-Ох, дрянь какая – крякнула камега, яростно почесав когтями наколку на плече, изображавшую чайку, выедающую глаза матросу, дрейфующему на обломке корабля среди буйных волн – Кальвин же говорил, чтоб не оглядывались, а? Ну, сами виноваты. Пойду к своему библиотекарю… Удачи вам тут.

Черепаха исчезла. Ингер, продолжая обнимать Мавуро, тихо охнула. Попыталась моргнуть, и это, похоже, воскресило в ней способность испытывать боль. Обхватив лапами лицо, она дико вскрикнула, покатившись по снегу. Рядом завопили ошалевшие от боли собаки. Одна из голов пародии на цербера болталась безжизненно – приступа боли она просто не выдержала, оставив вторую голову одну, живую, но уже обреченную на смерть.